ЛУИ ЛАБУРДОННЭ

Первые десятилетия XIX века не выдвинули ярких имён среди шахматистов Англии и Франции. Учение Филидора стало понемногу предаваться забвению - достойных последователей у него не нашлось. Инициативу захватили романтики, наследники итальянской школы. Снова соперники, как бы состязаясь друг с другом в скорости, быстро и чаще всего кое-как, без единого плана, развивали свои фигуры, а затем бросались в скоротечный рукопашный бой. Снова пешки стали считаться лишь помехой для собственных фигур.

Этот эффектный стиль игры в полной мере позволял проявить тактические способности и привлекал большое число сторонников. В такой ситуации на первые роли могли выдвинуться только крупные комбинационные таланты, и в начале тридцатых годов стало ясно, что непрекращающийся спор между шахматистами Франции и Англии должны разрешить француз Луи Шарль де Лабурдоннэ и ирландец Александр Мак-Доннель...

В 1834 Лабурдоннэ прибыл в Англию, где в Вестминстерском шахматном клубе провёл с Мак-Доннелем шесть матчей. Эти поединки сыграли большую роль в развитии шахмат. Партии матчей, а их было свыше 80, протекавшие в острой комбинационной борьбе, стали новой, яркой страницей шахматной истории. Недаром М. Чигорин называл их «блестящими вдохновениями прошлого».

В тактических осложнениях оба соперника были достойны друг друга, провели немало эффектных и запоминающихся атак.

МАК-ДОННЕЛЬ - ЛАБУРДОННЭ

Несмотря на открытую вертикаль «g», белый король чувствует себя спокойно. А вот его чёрному коллеге вскоре предстоит неприятная встреча с грозными белыми пешками. Обратите внимание, что до конца партии белые играют только пешками, фигуры лишь оказывают помощь своим пехотинцам. 25. а5 К:f5. Соседство такого коня неприятно, но теперь белый ферзь немедленно становится агрессивным. 26. еf Фb3 27. а6 d5. Если 27...b6, то 28. Фb7 Крd8, и решающий удар наносит опять-таки пешка - 29. f6. 28. с4 Кf6 29. аb Крb8. Иногда чужие пешки защищают лучше собственных. Однако не сейчас... 30. с5 Кg4 31. b6 аb. Не спасает, разумеется, 31...сb 32. Фg3 Кр:b7, и теперь у белых выбор - 33. Л:а7 или 33. Саб Кра8 34. Фс7. 32. с6. Чёрные сдались. Пешечная конструкция на ферзевом фланге весьма необычна! Не правда ли, неплохая иллюстрация к девизу Филидора - «Пешки впереди, фигуры сзади!»? Мак-Доннель умел прекрасно атаковать, провёл немало красивых комбинаций, однако, не уступая своему сопернику в тактическом мастерстве, он всё же намного отстал от него на этой необычной для шахматных соревнований марафонской дистанции в несколько десятков партий. Почему же победа Лабурдоннэ была столь убедительной? Дело в том. что в игре французского мастера комбинационный талант гармонично сочетался с искусством стратега, и в позиционной борьбе Лабурдоннэ намного превосходил своего партнёра. Планирование игры, о чём впервые заявил Филидор, у Лабурдоннэ получило дальнейшее развитие. Это был новый и значительный шаг вперёд. Французская защита Е00/с МАК-ДОННЕЛЬ - ЛАБУРДОННЭ 1. е4 с5 2. f4 е6 3. Кf3 d5 4. е5 Кc6 5. с3 f6 6. Ка3 Кh6 7. Кс2 Фb6 8. d4. Такие позиции с типичной «французской» структурой неоднократно встречались в этих матчах. 8...Сd7 9. Ке3 cd. Интересно проследить, как постепенно, шаг за шагом, на собственном опыте Лабурдоннэ приближался к истине: в одной из предыдущих партий он убедился, что в подобных ситуациях план, связанный с атакой на ферзевом фланге (с5 - с4, b7 - b5, а7 - а5 и т.д.), бесперспективен для чёрных. Он тогда проиграл партию, но... на ошибках учатся! 10. cd Сb4 11. Крf2 0-0 12. Крg3. И в наше время во французской защите белый король иногда выбегает на поле g3. 12...Лас8. Ещё один поучительный момент. Чуть раньше Лабурдоннэ испытывал 12...fе 13. fе Се8 с идеей Сh5 и получил хорошую позицию. Однако сейчас он не останавливается на достигнутом и ищет новые пути атаки пешки с14. 13. h4 fе 14. fе. 14...Л:f3! Сейчас такие ходы не сопровождаются восклицательным знаком - позиционная жертва качества за пешку стала типичным приёмом. 15. fg К:d4 16. Сd3 Лf8 17. f4 Сс5 18. Лf1 Сb5. После размена своего «плохого» слона на «хорошего» неприятельского чёрные получат в своё распоряжение белые поля по всей доске. 19. С:b5 Ф:b5 20. Крh3 Ке2 21. Кg2 Кf5 22. Крh2 Кеg3 23. Лf3 Ке4. Чёрные кони занимают важные ключевые позиции (понятие «форпост» появилось значительно позднее), так как у белых нет слона, который мог бы помешать им. 24. Фf1. Белые пытаются искать спасения в эндшпиле... 24...Фе8. Прямая атака - наиболее верный путь к цели. 25. b4 Сd4 26. Лb1 Фh5 27. Лbb3 Лс8 28. Се3 Лс2. «Белопольная» стратегия Лабурдоннэ производит сильное впечатление, а его атака развивается как бы сама собой. 29. Крg1 К:е3 30. Лf:е3 Kd2 31. Фd3 Лс1 32. Крh2 Кf1 33. Крh3 К:е3 34. К:е3 Фf3. Белые сдались.

Теперь, после того как мы познакомились с этой партией, более понятным станет методически исключительно ценное замечание Эм. Ласкера, связывающее (а вовсе не разделяющее!) творчество Филидора и Лабурдоннэ: «Эта книга («Анализ» - Б.Ш.) дала сильный толчок медленно развивавшейся истории плана главным образом потому, что она встретила противников. Система Филидора, заключавшаяся в том, чтобы продуманно и осторожно формировать свои штурмующие колонны, не соответствовала ни темпераменту, ни направлению ума его соотечественника Лабурдоннэ, и последний, избирая в игре другие пути, как бы преодолел систему Филидора и сделался творцом самого здорового в истории шахмат плана, а именно: противопоставлять в центре всякой развитой боевой единице противника такую силу, которая могла бы соперничать с неприятельской и отброшенного из центра неприятеля преследовать, создавая в его лагере прочные форпосты».

С этим мнением экс-чемпиона мира вряд ли можно согласиться полностью. Да, действительно, планы Лабурдоннэ были более гибкими, чем у его предшественника: он умел предвидеть ход борьбы в позициях с разнообразными пешечными структурами... Однако основные элементы плана игры и способы его осуществления он всё-таки заимствовал именно у Филидора. Вспомним, например, только что рассмотренную партию и заодно некоторые правила Филидора.

Ходом 5...f6 чёрные начали генеральный план кампании - атаку неприятельского центра (Филидор: «Пешки, особенно центральные, теряют часть своей силы при продвижении на пятую горизонталь, так как тогда они легко могут подвергнуться нападению вражеских пешек с шестой горизонтали»),

Посредством 14...Л:f3 Лабурдоннэ подчеркнул тактическую роль вскрывшейся линии, а затем разбил гордость позиции белых - их пешечный центр (Филидор: «Нельзя позволять противнику овладевать линиями...»).

Характерен и поучителен и такой момент: после вторжения ладьи по открытой линии - 28...Лс2 - вся армия чёрных атакует неприятельского короля (Филидор: «Настоящие атаки осуществляются многими соединёнными фигурами...»).

О «хороших» и «плохих» слонах, о блокаде пешек и опорных пунктах уже упоминалось при рассмотрении партии.

Нетрудно сделать вывод, что Лабурдоннэ превосходно знал все правила Филидора. Однако «знать» и уметь» - это вовсе не одно и то же. «Анализ» Филидора могли прочитать все шахматисты того времени, а вот извлечь из этого пользу, применить теорию на практике удалось лишь талантливым единицам. Лабурдоннэ сумел найти в учении Филидора своё рациональное зерно и создал типичные планы игры во многих началах, например, во французской защите, в позициях с изолированной пешкой ферзевого гамбита... Иными словами, в поставленной Филидором задаче со многими неизвестными о плане в шахматной партии он нашёл некоторые частные, но очень важные и интересные ответы.

Ничуть не преуменьшая значения Лабурдоннэ в истории шахмат, можно заметить, что он шёл впереди, но всё же в ногу со своим временем, и решать различные позиционные проблемы его заставляли противники. Не всегда это получалось удачно. В частности, французский мастер не добивался заметного перевеса в открытых позициях королевского гамбита (эта проблема, причём, разумеется, не только одного этого гамбита, ждала появления Морфи).

В противоположность своему наследнику Филидор жил и творил совершенно в иную эпоху, когда шахматы ещё находились в колыбели, и о первых шагах этого «чудо-ребёнка» мы знаем очень немного. Ничего не известно и о творчестве Филидора в период расцвета его таланта - мы можем судить об этом лишь по его книге. Но даже у «позднего» Филидора, когда ему было уже под шестьдесят, судя по партиям, не находилось достойных противников. В такой ситуации ему не нужно было доказывать все положения своей теории - этого «не требовали» соперники. Вряд ли, скажем, он мог осуществить в реальной партии подрыв f7-f6 во французской защите, и вовсе не потому, что этот дебют был тогда непопулярен, а по той простой причине, что, играя чёрными, он обычно ещё перед партией снимал пешку f7 с доски, предлагая сопернику вперед и эту пешку и ход.

Лабурдоннэ одним из первых на практике подтвердил очень важный и нешаблонный вывод Филидора о некоторой слабости пешек на пятой горизонтали. Последующие поколения шахматистов пошли ещё дальше - вспомним защиты Алёхина, Грюнфельда, Уфимцева, староиндийскую защиту, где соответствующие подрывы d7 - d6, с7 - с6, е7 - е6, f7 - f6 выглядят настолько естественными и органичными, что совершаются автоматически, причём сейчас вряд ли кто-нибудь задумывается о том, кому современные шахматы обязаны этой стратегией...

Все мы в той или иной степени являемся последователями Филидора. И всё же именно Лабурдоннэ удалось создать партию, которая является настоящим памятником великому французскому шахматисту-мыслителю.

Сицилианская защита Е61/b

1. е4 с5 2. Кf3 Кc6 3. d4 cd 4. К:d4 е5 5. К:с6.

Восхитительный строй чёрных пешек понравился бы и самому Филидору!

ОТВЛЕКАЯСЬ ОТ ДОСКИ Известный английский шахматист и шахматный журналист XIX столетия Джордж Уокер (1803 - 79) в своих воспоминаниях о матче Лабурдоннэ - Мак-Дониель сообщал, что иногда во время длительных раздумий своего партнёра французский маэстро обращался к зрителям (матч проходил в Лондоне) с критическими замечаниями в адрес английской внешней политики. По свидетельству Уокера, никаких инцидентов это не вызывало, поскольку никто из аудитории не понимал по-французски. Что касается самого Мак-Доннеля, то подобные филиппики противника не встречали протеста с его стороны, поскольку, будучи ирландцем, он во многом разделял взгляды Лабурдоннэ на политику британского правительства.

ЛЕГЧЕ ИГРАТЬ, ЧЕМ ПОНЯТЬ К. Бутон, ведущий шахматную рубрику в парижской «Либерасьон», признаётся в том, что ему легче сыграть в турнире, чем прокомментировать партию двух гроссмейстеров высокого класса. «Легче сделать несколько сотен слабых ходов, чем понять один сильный», - говорит он.

ИСТОРИЯ ВОПЛОЩЕНИЕ ВИШНУ 4 января 1847 Виктор Гюго отметил в дневнике, что один из индийских браминов, ознакомившись с партиями матча Дабурдоннэ - Мак-Доннель, пришёл в такой восторг от игры парижанина, что провозгласил его «одиннадцатым земным воплощением Вишну». Дело в том, что, согласно индуистским представлениям, бог Вишну совершил (в «долабурдоннеев» период) десять так называемых «аватар» - воплощений в образы простых смертных.

БЛАГОДАРНАЯ УЧЕНИЦА Десятикратный чемпион Швейцарии международный мастер Ганс Ионер (1889 - 1975) был не менее известен и как шахматный композитор, а также музыкант (оркестрант Цюрихского симфонического оркестра в течение 45 лет) и музыкальный педагог (по классу скрипки и виолы). Одетта Фолленвайдер, убравшая у него музыкальные и шахматные уроки, издала в 1967 сборник лучших партий, задач и этюдов своего учителя.

АКАДЕМИЯ В РЕЙКЬЯВИКЕ В столице Исландии Рейкьявике создана Шахматная академия. «Слушателями этой академии, - сказал ведущий исландский шахматист Йохан Хьяртарсон, - будут наши молодые талантливые шахматисты, а преподавателями - наши гроссмейстеры. Мы также намерены привлекать к чтению лекций зарубежных гроссмейстеров. Есть все основания надеяться, что новая академия обеспечит нам достойные кадры».

ПОСЛЕДНИЕ МГНОВЕНИЯ ЛАБУРДОННЕ

13 декабря 1990 исполнилось 150 лет со дня смерти Луи Шарля де Лабурдонне (1795- 1840). Посвящаем памяти великого французского шахматиста публикацию заметки его современника - английского шахматиста Дж. Уокера (G. Walker), заимствованную нами из первого периодического шахматного издания «Lе Раlаmedе», 1842, № 1.

У ОЧЕВИДЦА НУЖНО требовать малейших подробностей, пока они свежи в его памяти. Только что преданы земле останки Лабурдонне, и я поверяю свои мысли и впечатления бумаге.

Блистательное светило, первый из шахматных игроков нашего века угас несколько часов назад, и мы в глубокой скорби проводили его в последнее жилище.

Тому пятнадцать дней, как Франция прислала к нам этого великого человека - для того ли, чтобы он скончался на нашей гостеприимной земле? Мы должны отчитаться перед его родиной о последних мгновениях его жизни.

Я не ставил себе цели описывать всю жизнь Лабурдонне; я расскажу лишь о том, как он умирал.

Лабурдонне приехал в Лондон в конце ноября в соответствии с договорённостью, связанной с шахматной игрой. Прошлой весной я предлагал ему приехать к нам на несколько месяцев поиграть в Сент-Джордж-клубе, что дало бы ему некоторые средства. За вычетом путевых издержек, он мог возвратиться в Париж с чистыми пятьюдесятью фунтами стерлингов. Через французских посредников я узнал, что Лабурдонне отправится в путешествие не раньше, чем получит аванс в двадцать фунтов. У меня не было возможности пойти ему навстречу в этом смысле, и переговоры были прерваны, к большому сожалению Лабурдонне. К этому времени здоровье его было подорвано (хотя сам он не придавал этому значения: известно, что люди искусства часто преувеличивают свои возможности); наблюдая его во время игры в кафе «Режанс», мы видели, как силы его таяли буквально на глазах. Если бы не помощь его неутомимой супруги, вряд ли Лабурдонне предпринял своё последнее путешествие.

Первые два дня после приезда он приходил в клуб, к удовольствию зрителей, но потом состояние его здоровья стало просто отчаянным. Его отвезли домой. Болезнь, которая мучила его в течение последних полутора лет, резко осложнилась.

«Я не могу больше играть на публике, - сказал мне Лабурдонне. - Смерть, кажется, подстерегает меня... Мне нужно, чтобы жена постоянно находилась рядом со мной. Приходите попозже, между тремя и четырьмя часами. Может быть, мне станет лучше. Неужто мне придётся оставить шахматы, расстаться с Вами и никогда больше не увидеть Париж?»

На следующий день я сыграл с ним нашу первую пар- тию. Я верил, я надеялся на чудо? Лабурдонне дал мне пешку вперёд (эта партия была опубликована в журнале «Веll's life» пятнадцать дней спустя). Я проиграл. Кажется, нет более красивой партии. Лабурдонне проявил в ней необыкновенное искусство. Силы его как будто вспыхнули новым огнём? После этого он сыграл ещё несколько партий с другими любителями. «У старого льва, - приговаривал Лабурдонне, - есть ещё и грива и клыки».

В тот момент я обратил внимание на его денежные дела. Повода для серьезного беспокойства не было, хотя настораживало то, что семья Лабурдонне перебралась из гостиницы в одну из мансард на улице Солсбери. Причина мне была непонятна. Увы! Как рассказала мне жена Лабурдонне, в это время они нуждались во всём, иногда у них не было и полкроны, и они могли умереть с голоду. Им было нечем платить за убогое жилище, и в любой момент их могли выставить на улицу.

Через полчаса после этого тягостного признания собрался комитет, чтобы организовать общественную подписку. Лабурдонне была оказана бесплатная помощь первоклассных врачей. На Бьюфорт-стрит в доме № 4 наняты хорошие меблированные комнаты. После отдыха, в связи с хирургической операцией, в субботу 5 декабря наш инвалид был у себя дома и окружён всей необходимой помощью, какую только можно себе представить. Вот они, заботы чувствительного Альбиона! Сто фунтов стерлингов были собраны незамедлительно. Здесь впору ответить на резонный вопрос, заданный одним из парижских знакомых, который писал; «Почему Лабурдонне поторопился в это путешествие в такое суровое время?» Легко давать советы, но как, спрашивается, Лабурдонне мог жить в Париже? Он едва сводил концы с концами. По словам жены Лабурдонне, во время своего короткого министерства Тьер подписал ему пенсионный лист на 1200 франков, но ни одного шиллинга из этой суммы не могло быть получено раньше следующего лета, а между тем нужно было есть и одеваться. Можно ли надеяться, что французское правительство выплатит вдове хотя бы часть этой пенсии?

Живя в Париже, Лабурдонне мог играть в кафе «Режанс» и получать за вечер от двух до четырёх франков, но часто он оставался в накладе. «Нужно было долго играть, чтобы заработать хотя бы пять франков, - сказал он мне однажды. - Если вы выиграли две партии кряду, давая вперёд ладью, горе вам! Проигравший требовал вперёд ещё и коня». Несчастный гений, до чего он был доведен? После долгих трудов в кафе за кусок хлеба Лабурдонне около двух часов добирался до своей комнатушки, и что же он там находил? Мебель, покоробленную от огня камина, заложенные ростовщику пожитки, проданные ценные книги, хранительницы гения предков, и никакой надежды! В течение трёх месяцев прошлой зимы Лабурдонне ни разу не сыграл в Париже. И нас ещё спрашивают, почему он приехал в Лондон! Нам известно, что среди парижских любителей были попытки помочь Лабурдонне, но сумма пожертвований не превысила двух, трёх сотен франков.

5 декабря вечером я играл вторую партию с Лабурдонне, получив пешку вперёд. Мне удалось её выиграть. Это была длинная и нудная партия, которая не заслуживает подробного отчёта. В среду 8 декабря я сыграл с ним две довольно интересные партии: выиграл одну и свёл вничью вторую. Последнюю в своей жизни партию Лабурдонне сыграл на следующий день, давая вперёд ладью какому-то иностранцу, пожелавшему испытать его силу. В течение следующих дней здоровье Лабурдонне стало ухудшаться. Его оперировал знаменитый хирург доктор Бабингтон. Ежедневно я навещал больного; разговор шёл только о шахматах, о них одних... Несколько раз Лабурдонне делал попытку привстать, но силы оставляли его, и он со стоном откидывался на подушки. Его любимым чтением стала Библия; казалось, он находил в ней утешение. «У меня есть надежда, - говорил он, - что я буду жить вечно. Правда, я прожил жизнь, не особенно почитая церковь, но наши доморощенные философы не смогут разрушить эту мою природную веру». Друзья посещали его часто и прилежно, и он был рад их визитам. «Я оставлю после себя, - говорил он, - одно сожаление и беспокойства. Моя бедная жена, сама добродетель, в течение последних, двух лет едва ли хоть на час сомкнула ночью глаза, а ела разве что один чёрствый хлеб, смачивая его своими слезами; для того чтобы подкормить меня и дать мне силы справиться с моим недугом. А теперь я оставляю её одну и в нищете. Вот вам плоды пятнадцатилетнего супружества!»

Какой тягостный контраст! Первую половину этих пятнадцати лет они прожили в замке в Сен-Мало с пятью слугами и двумя экипажами, а вторую половину... О, мир, вот чем отплачиваешь ты гению!

В субботу 12 декабря у Лабурдонне возникла необыкновенная идея. Он заказал экипаж к 7 часам утра, чтобы совершить прогулку с женой. Его перенесли в карету. Он попросил ехать в Кокни, прямо к церкви Шоудич. Жена обратила его внимание на здание: «Вот церковь, где мы обвенчались», - сказала бедная женщина. Лабурдонне сжал её руки в молчании - больше у него не было силы выразить всё, что творилось у него в душе. Скоро он попросил вернуться. Слишком долгой показалась ему эта прогулка! То был последний день, который он был вынужден провести в обществе на этой отверженной земле...

В течение недели несколько раз меня поражало его замечание (которое потом осуществилось с поразительной точностью, он твердил его с настойчивостью мне и Бартесу): «В воскресенье выпадет мой жребий». Это воскресенье настало. Этот несчастный день я провёл с ним до полудня. Когда я возвратился вечером, он только что очнулся от глубокого, но короткого сна. Он узнал меня, сказал, что чувствует себя лучше, но вдруг разум будто вмиг оставил его. Горестно мне было убедиться, что и сама его душа, казалось, начала покидать её земное прибежище. В эту ночь он не разрешил жене остаться с ним рядом. Я был последним гостем, и когда я уходил, он пожал мне руку и едва слышно прошептал: «До свиданья, друг мой». Когда я ушёл (передали мне), он с трудом попытался проститься со всеми, кто его окружал.

13 декабря 1840 между 5 и 6 часами утра Европа потеряла своего величайшего шахматного игрока.

Он достиг цели, к которой мы все идём, цели, нами пока не разгаданной. Он - наш блистательный светоч, а мы - шахматные любители. Пусть наша искренняя дружба будет утешением в нашей утрате. Соединим все наши усилия, чтобы идеи Лабурдонне, его партии не были потеряны для потомков. Мы должны добиться, чтобы несчастная вдова обеспечила, наконец, свое существование хотя бы небольшим состоянием. Никогда не забудем, что она является нашей соотечественницей, англичанкой, которая вот уже в течение четырнадцати лет разлучена со своей родиной, с её близкими и знакомыми, которые могли бы ей помочь.

Мы пришли отдать последний долг нашему другу. Похороны короля шахмат подошли к концу. Густой снег покрыл катафалк, который вёз тело Лабурдонне, и траурную процессию, которая его сопровождала. Деревья и кусты, крыши домов - всё на дороге представляло собой белую массу, и сама природа в этот день печали как будто говорила: «Здесь пройдет усталость, успокоится слабый духом, и все возвратится на круги своя».

Глава нашего комитета, которого можно упрекнуть разве что в чрезмерной услужливости, перепутал в этот раз экономию со скупостью, и мы были вынуждены уменьшить число приглашённых. В первом экипаже разместилась вдова покойного и его друзья, во втором - члены комитета. Лабурдонне был погребён на кладбище Кинсол-Грин, там же, где, по необыкновенному совпадению, покоятся бренные останки нашего шахматного героя Александра Мак-Доннелла, скончавшегося в возрасте 37 лет.

Я сожалею о том, что уже всё сказано, и приношу свои извинения тем, кто прочёл эти несколько строк. Пусть они будут цветами, брошенными на могильный холм дружеской рукой. О таланте шахматного игрока нужно говорить особо.

Один из министров Наполеона выразил следующим образом признательность французской республике: «Стереть существование французской республики - то же самое, что затмить лучи солнца». Точно так же невозможно затмить славу Лабурдонне!